По мотивам конкурса Балагуров
«Очевидное – невероятное».

Страж Iван Vасильевич [7], раскладывавший на столе до блеска начищенные орудия пыток, был ужасно недоволен своей судьбой. За пределами полутёмной и маленькой, освещаемой лишь двумя факелами, комнатушки давно наступили сумерки, жена и дети отказывались отвечать на срочные письма, коллеги-соратники разошлись по домам, а он (не везёт же!) должен был остаться в здании тюрьмы, чтобы провести новый допрос с пристрастием. Давно миновал энтузиазм новичка, который сопровождал его в первые годы службы и каждое новое дело окрашивал в краски небывалого происшествия. Суть процедуры он знал как свои пять пальцев: сотни вопросов, а толку – пшик! До полуночи засидится, не иначе.
Наверное, именно от осознания нерадостной истины предметы на столе лежали ровно, а пламя единственной найденной свечки, источавшей благоухание лаванды и роз, не дрожало, свет прямо-таки угрожающе играл на кончиках изогнутых рыболовных крючков и тонких отмычках. Стражам О’Дельвайса, категорически запрещалось прибегать к силовым методам получения информации, поэтому век от века приходилось довольствоваться подручными средствами.
Отступив на шаг, он полюбовался видом, который немного портили внушительная ржавая кирка и тарелка с блинчиками из трактира Мэри. По иронии судьбы именно инструмент и поджаренные пласты теста, уже успевшие покрыться тонким слоем серо-зелёной растительности, внушали подсудимым наибольший страх.
Отодвинув свиток нападения подальше от пламени, Страж профессионально «сделал морду кирпичом» и грозно прикрикнул:
– Веди!
Федька Покемонов [5] (товарищ по несчастью и службе, никогда не бросит!) ждать себя не заставил: двери распахнулись и в комнату ввалился…
– НЕ-Е-ЕТ! – подозреваемый Крышка [3] рвался из рук слуги правопорядка, цеплялся за дверные косяки, отдавил ноги, кусался и без передышки вопил так громко, что зазвенело в ушах: – НЕ ВИНОВА-А-АТ, НЕ ЗНА-А-АЛ! НЕ…
Изловчившись, изрядно взмокший Федька подсёк Крышку и, усевшись сверху, сноровисто заткнул ему рот извлечённой из подсумка шерстяной тряпочкой. Переведя дух, он поднялся, рывком поставил на ноги подозреваемого, который всё никак не мог выплюнуть заколдованный кляп, и бойко отрапортовал, придерживая:
– На Крышку наложено заклятие молчания длительностью минута. Предупреждение! – и, вмиг стряхнув с себя официальный тон, рявкнул, кладя толстую папку с делом на край стола: – Слыхал? «Капс» тебе, Крышка! Чего так орать-то, а? Драконов перебудишь своими воплями… Ух, Васильевич, забирай этот пережиток кожаного детства, намучились мы с ним! Всё время «Почему?», «За что?», «Я буду жаловаться», покоя не было… Э-э-э, ты что творишь?
Подозреваемый, сидя на колченогом табурете, нечленораздельно мычал в тряпочку и что-то вырисовывал носком сапога на земляном полу. Приглядевшись, Iван прочёл: «Невинова...», но писать было неудобно и «т» получилась похожей на «р». Застонав, Крышка, стёр и начал заново: «Невинова...».
– Однотипное сообщение. Интервал: минута. Следовательно, нарушение правил. Наказание: пятнадцать минут прекрасной тишины, – мстительно улыбнувшись, процитировал Федька устав. Он демонстративно потянулся за висевшим на крючке кожаным кляпом, но «говорившая» нога быстренько стёрла текст.
Теперь заключенный пристально следил за Iваном, который неспешно перелистывал страницы дела. Иногда поглядывал на орудия пыток, но Федьке показалось, будто пугали не жутковатые крючки, а блинчики. Перехватив умоляющий взгляд, он строго кивнул: «Кормить будем».
– Итак, подозреваемый… – Iван закрыл увесистую папку. – Вас обвиняют в получении и передаче ценностей третьим лицам, кражах, проникновениях со взломом… Продолжать? Вам это, без сомнения, известно… Что-что? «Нет»? – его брови поползли вверх, выражая картинное удивление. – Позвольте! Как же Вы объясните, что в обход действующего законодательства получили от неких лиц сумму, превышающую Ваш ежемесячный доход геолога? Напомню, «некие лица» – это Скарлеттка [4] и Желтопузик-666 [3].
Крышка замолчал, хотя дело было вовсе не в тряпочке – едва прошла отмеренная минута, как она исчезла, заново появившись у Федьки в подсумке в совершенно ином виде: чистом, отмытом, чуть-чуть благоухая ванилью и шоколадом. Иногда Страж, награждая «кляпом» очередного нарушителя, задумывался: задействована ли здесь некая возвратно-временная магия или вне реальности существует особый орден прачек, которые вынуждены за считанные секунды отмывать употреблённые по назначению «молчанки»?
«Наверное, это Ад, – именно так Федька неизменно заканчивал размышления на подобные темы. – Ад для таких, как Крышка, для нарушителей. Мол, «Отмыл деньги в игре при жизни? После смерти стань прачкой, будь мужчиной!» Нет, всё-таки страшные перспективы для преступников открываются после смерти!»
– …Как известно, – тем временем Iван не дождался ответа и как раз заканчивал короткую речь, призванную подвигнуть Крышку на налаживание контакта с законом вообще и на чистосердечное признание в частности, – помощь следствию серьёзно скосит Вам срок. Или штраф. В зависимости от того, чем отделаетесь.
«Серьёзно скосит Вам срок» – это совершенно особое заклинание из арсенала служителей закона, действует только на всевозможнейшие криминальные элементы, а особенно сильного влияния помогает добиться в пределах городской тюрьмы. Ах, сколько вселенских заговоров было раскрыто, сколько нарушителей схвачено, сколько преступлений предотвращено благодаря тому, что одни нечестные на руку люди стремились заслужить снисхождение, с потрохами сдавая других, вешая на родню, друзей или соседей целые ленты вины, вранья, грязи, счищая нарушения с себя (словно это можно соскрести как копоть!), и вмиг становились жертвами собственной доброты, а не членами преступного синдиката! Перед Стражами они шли десятками, неизменно толкаясь, переругиваясь до хрипоты и всё равно получая справедливое воздание за грехи.
Однако Крышка проходил по незаконным сделкам уже не единожды. Разок ему удалось отбрехаться от наказания, на второй – выкупиться, зато на третий составленное обвинение казалось столь серьезным, что Iван не без внутреннего удовольствия и ощущения торжества справедливости пообещал себе засадить нахала на длинный срок.
– Итак, – не дождавшись ответа от воплощения всего зла, кое преступный мир несёт простым смертным, он прошёлся по комнате, – начнём по порядку. Как давно Вы познакомились с товарищами Скарлетткой и Желтопузиком-666? Почему они передали Вам такую сумму, не зарегистрировав её в отделении сделок, не поставив печать Стражей? Наконец, почему сделка была совершена в Заброшенном доме? Или Вы думаете, будто там у нас нет глаз и ушей?
Федька с трудом удержал рвущийся наружу смех. Конечно, в доме никто на Стражей не шпионил, однако сама суть фразы, подталкивавшая на мысль союза между государственной структурой и потусторонним миром, внушала особо мнительным подозреваемым суеверный страх. Крышка, к сожалению, к таковым себя отнести отказывался: казалось, он вовсе не удивился тому, что призрак Линграонца тайком строчил на него донос и оформил жалобу в полном соответствии с нормами. Вообще, этот молодой и полнощёкий парень любил сочинять настолько невероятные истории, что допрашивающие нередко заслушивались и, забывшись, прекращали документировать ход расследования, заносить на пергаментный свиток каждое произнесённое слово.
Вот и теперь Iван, глядя на горящие небывалым воодушевлением глаза пленника, мысленно проклял всю его родню до сто первого колена – серьезная процедура могла вот-вот превратиться в клоунаду, во время которой зёрна раздутой до невероятных размеров правды почти невозможно отделить от столь же впечатляющих плевел лжи.
Он не ошибся. Крышка, немного подумав и посомневавшись, начал рассказ вдохновлённо, с выражением, с давно знакомой фразы:
– Каждый год...
– ...Тридцать первого декабря? – не удержавшись, Федька зевнул.
Обычно именно так каждый второй преступник начинал оправдательную речь в течение целого месяца после Нового года. По мнению многих, она беспроигрышно объясняла, почему многих храбрых воителей людей вдруг замечали на магмарском материке (и наоборот), разукрасивших кожу тёмно-багряной краской. Стражи обоих народов со вздохами и проклятиями находили таких ребят, переправляли сведения о них друг другу через море и сажали «перебежчиков» в тюрьмы, для простоты и ясности давно обозвав их «разновидность мультов». Всё-таки законодательство запрещало людям припеваючи жить среди магмаров. Ибо какая иначе война? А если не будет войны, то вмиг опустеют Пещеры и Крепость Заточения потеряет статус лучшего боевого курорта мира.
– Не-не! – заключенный глянул так, будто прилюдно оскорбили его матушку. – Не наша сказка, это ж плагиат полнейший! Каждый год двадцатого марта, то есть вчера, мы с друзьями ходим в...
Тут он задумался, запоздало поняв, что вежливо одолжить «не свою» сказку явно придётся. Стражи сделали вид, будто заинтересовались ранее не слышанной вариацией.
– В Заброшенный дом, во! Запамятовал, – Крышка улыбнулся, кивнул. – И пьём! Много. А в этот раз я забыл выпивку и парни со мной поделились. Совсем чуточку дали же!
Брови Iвана вновь поползли вверх, обещая затеряться где-то на уровне линии роста волос:
– Триста сорок два сумрачных амура, – снова подойдя к столу и открыв дело, он внимательно, с расстановкой, зачитал перечень с листа, – сто двенадцать эликсиров жизни и семьдесят золотых монет были переданы Вам от подозреваемых... – тут Страж прищурился, листая страницы, - так, это не то, это не по делу, это плохой почерк... Но и сказанного довольно для жесточайшего похмелья, а от Вас даже не пахнет. Значит, говорите, что забыли и с Вами чисто по-дружески поделились? Богатые друзья, Крышка, мне б таких!
– Слушай, – встрял Федька, улыбнувшись Крышке так доброжелательно и благодушно, что у того внутренности от страха сжались в тугой ком, – меня в следующем году не возьмёте? Так сильно что-нибудь забыть захотелось – жуть!
– Федька, цыц! – Iван хлопнул ладонью по столу. – Не предавай почётную службу, перебежчик! Как объясняться будете, подозреваемый?
Крышка замялся, и теперь молчание длилось намного дольше. Самое ужасное, что может случиться в ходе допроса – это смерть подозреваемого. На втором месте в почётном списке «TOP-10 фобий Стража О’Дельвайса» стоит личная беседа с Повелителем в формате тет-а-тет, на третьем – увольнение через день после вступления, на четвёртом – мямлящий, по десять раз прожёвывающий каждое слово человек на стульчике в комнатке для допросов. Ведь опытные, поседевшие с годами Стражи знают: такой «клиент» может говорить бесконечно долго, измотать, а когда станешь валиться со скамьи, бессильно сопротивляясь дрёме – продолжит говорить, ничуть не ускорившись. К счастью, нарушитель нынче попался сознательный, сам не хотел просидеть в комнатке до глубокой старости.
– Ну... – он вздохнул так тяжело и горько, словно сознавался в чём-то постыдном. – Выпили. Поели. А потом я топор палача захотел купить. Подержанный.
– Судя по сумме, взять Вы его решили как ипотеку на десять лет?
– Так не купил же! Обокрали меня!
– Кто?
– Линграонц!
Воцарилась короткая пауза. Стражи недоумённо переглядывались, пытаясь понять, не пришла ли Шутливая неделя раньше положенного срока и не хочет ли «пережиток кожаного детства» их попросту разыграть, обвести вокруг пальца как малых детей.
– Дальше, – спустя полминуты кивнул Iван, первым переваривший невероятное известие о маленьких слабостях мёртвого колдуна.
Поняв, что ему по-прежнему не верят и даже не спешат поражаться суровой истине, парень нервно заёрзал, но молчать не решился:
– Только я всё в рюкзак положил, как он – хоп! Напал! На нас, пьяных в доску, завыл, зарычал, взвился ураганом и рыбку мою… – Крышка едва не пустил скупую слезу, – стрескал, паразит, и за нами погнался! Ну, мы эликсирами и златом кое-как откупились и…
– Ну да, конечно! - Федька никогда не отличался терпением, если рядом несли явную околесицу. Вот и сейчас он не удержался: весьма болезненно стукнул парня по лбу костяшками пальцев. - Мертвецу больше делать нечего, кроме как шмакодявок гонять по дому. Эй, Васильевич, что пишем в дело? Белую горячку или намеренно ложные показания указываем?
– Укажи… – Iван задумался, глянув на погрустневшего обвиняемого.
Как-то вяло придумывалась его история на этот раз. То, что виновен очевидно, но весь бред про Линграонца, хрумкающего амуров как хомяк крупу… Не укладывалось в голове!
– Напиши, – продолжил он, спохватившись, – «Дело не закрыто, требуется дополнительная беседа». А я завтра ребят в дом попрошу сходить. Посмотрят, на что покойнику горы злата и годовой запас рыбьих потрохов…
На том и порешили, а возмущённого, снова грозившего судебным разбирательством Крышку Федька почти по-дружески затолкал в старую камеру.
Выдохнув с явным облегчением, Iван Vасильевич рухнул в старое, неприятно скрипнувшее и опасно накренившееся под его весом кресло. Сил идти домой через весь город или же придумывать, с каким лицом он отправит группу захвата в дом к нежити за чьей-то рыбой, не было совсем.
Просто хотелось спать. А работа…
«Завтра, устал дико, – решил мужчина, зевая и прикрывая глаза. – Всё-таки Страж – тоже человек, а не работящая машинка. Отчет допишу только отоспавшись».

***

Говорят, в ту ночь в Заброшенном доме, что в деревне Кингала расположен, царило небывалое оживление. Скрипели половицы, стучали на ветру ставни, горел и гас свет в тёмных провалах окон, а смелые мальчишки, рискнувшие подобраться совсем близко, ещё долго распускали слух, будто в одном из окошек мельком увидели самого чародея, уплетавшего свежую рыбку.
Но в то, что чревоугодные радости живых или же неприязнь к стремящимся нарушать законы не чужды злобным мертвецам, конечно, никто из взрослых не поверил.