Громко шипели и плевались угли, казалось, взбешенные легкими прикосновениями падающего на них снега. Зарево заката сливалось с бликами огня, чьи языки еще иногда прорывались сквозь сизый пепел, окутавший все вокруг.
Деревня догорала.
Драуг молча шел по изувеченной земле. Он опоздал всего на полчаса, но – великий Дракон! Какой страшной ценой он заплатил за так некстати захромавшего эндарга! А теперь? Что теперь он мог сделать, когда от родной деревни осталась только зола?
На негнущихся ногах воин брел через дымящиеся развалины, пытаясь не думать о тех, кто ждал его сегодня к праздничному столу. Мама. Старик-отец. Анира… Слезы сами собой текли по окаменевшему лицу, чертя по щекам две серебрящиеся дорожки.
Отчего люди думают, что мы – чудовища? Что не можем любить? Что у нас нет чувств? Что мы, магмары, не так же, как они, ждем чуда в Новый Год? У кого поднялась рука в канун светлой ночи совершить такое?!..
Сумбурный поток мыслей разбил чей-то плач. Драуг вздрогнул – неужели?
А сам – уже понесся вперед, напролом, через недовольно шипящие угли, вперед, на звук…
На большом закопченном камне сидела его маленькая сестренка и горько плакала, зажимая в кулачке лапу - видимо, от сгоревшего плюшевого медвежонка. Не помня себя от радости, воин метнулся к ней и судорожно схватил на руки.
Но она, казалось, не видела его, только плакала все сильнее, прижимая к груди почерневший кусочек меха. Наконец открыла глаза и шмыгнула чумазым носиком:
-Ой, Даауг… А ты когда пииишел?...
Воин только улыбнулся:
-Привет, зверёнок. Ты зачем плачешь? Я уже тут, ничего плохого больше не будет…
Ротик малышки скривился снова:
- Мой Плюююшка сгоееел… Я так его тушиила, а он сгоееелл… А мама ушла куда-то, и папа ушееел…
- Ну, ну – не реви…
Драуг усадил сестренку на колени и потрепал рыжие кудряшки:
- Сегодня нельзя плакать, ведь Новый Год же скоро…
- Совсем скооо пойдет волшебный снег, котооый исполнит любое желание, да? Я помню, ты ааасказывал! А все-все можно загадать ведь? И медведика моего, и чтобы мама с папой нашлись...
Воин изо всех сил улыбался, пытаясь не завыть в голос от отчаяния. Как же ему теперь быть? Сказки не будет, снег – просто замерзшие слезы в эту черную ночь… Как, о Пресветлая Шеара, ему посмотреть в лицо ребенка и сказать, что…
Но Анира уже не слушала его. Она радостно спрыгнула с коленей брата и подняла ладошки к небу:
- Шеа-аааа! Уже можно, начина-а-ай!!!
Драуг в бессилии сжал кулаки и зажмурился. Он готов был сразиться с кем угодно, пообещать все на свете, отдать всю свою магму до последней капли – лишь бы Пресветлая услышала этот радостный, звонкий крик.
- Даауг, а ты зачем глаза закыыл… Этот снег не так уж глаза ееежет…
Анира радостно протягивала брату сияющие радугой ладошки. Не в силах поверить, он просто молча смотрел на преображающиеся развалины. Радужные снежинки падали вихрем, стирая весь ужас прошедших часов. Миг – и снова засияла огнями огромная ель возле родного дома, на улицах шумно радовались празднику селяне, вкусно пахло маминым печеньем. Сестренка радостно прыгала вокруг занесенного радужными искрами камня, на котором сидел ее медвежонок, схватила его за лапу и убежала в дом.
А Драуг еще долго стоял под радужным вихрем, плача от счастья.
